Как герой пьесы Мольера господин Журден не мог себе представить, что в жизни всегда пользуется прозой, так и мы, сотрудники кафедры региональных исследований только сейчас начинаем понимать, что давным-давно занимаемся исключительно регионоведением. Понятно, что изначально на факультете иностранных языков мы пришли к понятию регион через язык. Но было ещё одно обстоятельство, которое помогло нам обратить внимание на регион изучаемого языка, как на самостоятельный фактор, не являющийся суммой слагаемых изучаемых дисциплин по данному региону. Этот фактор есть некая магия земли, которая превращает все проявления культуры, экономики, политики и географии определённой территории в единое целое — в изучаемый регион. Это своеобразие региона воздействует на все составляющие жизнедеятельности его населения так, что и политика у него становится особенной и экономика специфичной и культура, несмотря на то, что формы её общие интернациональные – тоже становится особой и неповторимой. Поэтому и изучать регион надо как-то по особенному, по региональному. Так, скажем, как изучали в ИСАА в 30-50-е гг, пока советское руководство не распорядилось перенаправить изучение истории стран Азии и Африки в разработанное марксистское русло «базис - надстройка», то есть экономика отдельно, история классовой борьбы отдельно, ну и немного культуры: Восток дело тонкое.

Сам по себе язык, вероятно, имеет большое влияние на лицо этноса, или даже национально-государственного образования. Но нам хорошо известны случаи, когда разные государственно-национальные образования имеют практически одинаковый язык, но разный тип культуры, характер мировосприятия, специфику межличностных отношений. Сильно отличаются не только фонетика и лексика американского варианта английского языка и, например, австралийского, но и соответственно фонетическому и лексическому своеобразию также и характер мировосприятия, шкалы общественных ценностей, восприятия соотношения «своё-чужое» и мера самооценки представителей этих культур. И здесь никак нам не поможет объяснить эти различия ряд чисто материальных причинно-следственных ассоциаций – в северную Америку ехали изгои европейского общества, но и в Австралию на первых этапах её существования попадали далеко не лучшие сыны европейских обществ. Может быть даже ещё худшие. Туда ссылали на вечную каторгу безнадёжных особо опасных преступников. Это обстоятельство не может объяснить более мягкую фонетику австралийцев, их большее внимание к чужим культурам, большее самоуважение без заносчивости и другие подобные качества их характера.

Всякое исследование предмета есть, прежде всего, исследование его особенностей, а последнее легче сделать, сравнивая его с другими предметами. В этом отношении решающее значение приобретают параметры, по которым мы сравниваем его с другими и метод или методы сравнительного анализа региона. Практика наших исследований показывает, что, пользуясь, всё ещё распространёнными в научной литературе понятиями «мужское и женское», «горячее и холодное», «сырое и варёное», «старое и молодое», «коллективистское и индивидуалистское», «цивилизованное и не цивилизованное», мы не достигаем желанного результата наших исследований. Специфика характеров наших народов остаётся пока тайной за семью печатями. Не то, что культуры и народы, но просто люди - мужчины и женщины иногда так причудливо реализуют в жизни мужские и женские черты своих характеров, что трудно порой определить, в чём их мужественность или женственность. Стоит ли по отношению к народам употреблять эти термины? Они даже на более простом уровне не дают нам возможности больше понять исследуемый предмет.

То же самое касается так называемых «коллективных» и «индивидуальных» особенностей характеров наших народов. Если следовать общепризнанной литературной тенденции, то наше отечественное общество является чуть ли не наиболее коллективистским, а североамериканское чуть ли ни самым индивидуалистским. Такой упрощённый подход, очевидно, противоречит видимому порядку вещей. В нашем обществе, несмотря на запреты всех советских правительств, владельцы личных участков земли старались возвести забор повыше и сделать его наименее прозрачным. В ход шли и кусты, и иные посадки вдоль якобы прозрачных заборов. Наше чувство собственности требовало более полной автономии от коллектива, в котором мы жили. В североамериканском же обществе правительство без особых затруднений заставило собственников своих участков либо сделать свои заборы действительно прозрачными, либо сделать их чисто формальными 5-10 см. в высоту. Поскольку личный опыт сделал меня свидетелем случая, когда американский собственник в штате Колорадо злился и переживал, что его формальный забор легко преодолевается его согражданами, то можно сделать вывод, что мириться с таким положением вещей его заставляет приоритет коллективных ценностей над ценностями индивидуальными.

Также противоречит общепринятой терминологии в этом отношении и иные факты нашей истории. Даже в самые тяжёлые годы советских репрессий 30-х гг. мы всегда имели своё мнение. Общественное мнение советского общества только шло в одном направлении с советской доктриной, но никогда не было в полном подчинении у советского правительства. Нам никогда и не снилась та степень подчинённости общественного мнения зигзагам правительства, какой достигла она в североамериканских Соединённых Штатах. Последний пример войны в Ираке хорошо показывает, насколько правительство США считается с мнением своего общества. Вспоминается разговор с американским обывателем: «Вы, американцы - доверчивые, и если вам сказать, что Билл Клинтон – хороший человек раз десять, то на одиннадцатый вы начинаете в это верить. – Да, у нас так, а у вас, в России не так, что-ли? — У нас не так, нам, чтобы мы заподозрили, что Борис Ельцин, может быть, желает народу благо, надо услышать раз десять с экранов телевизора, что он плохой человек». Это касается и попыток глобального разделения народов на народы склонные к тираническому типу правления и народы более демократические. Более и менее религиозные народы также в природе не существуют. Тут возникает вторая по важности задача - употреблять термины такого типа всегда стоит более конкретно: в чем потакание тирании, а в чём более индивидуальной свободы. Так в Риме, обществе западноевропейского типа, при звуках полицейской сирены даже самые дорогие машины вжимаются в стены узких улиц, пропуская стражей порядка. В Китае же, обществе, как принято считать, склонном к более сильному произволу властей, никто, по свидетельству китайцев, даже, и не подумает уступить место на полосе движения даже правительственному кортежу с красными и синими проблесковыми маячками. И от этой степени конкретности будет зависеть правомерность употребления наших привычных терминов. Может быть, они ещё и не до конца себя дискредитировали.



Употребляя термин «магия земли» не хочется полностью соотнести его с понятием «genius loci». «Гений места» и более локальный и менее региональный термин. Он близок к термину «малая родина», или даже «отчий дом». Регион же имеет своё своеобразие часто совпадающее с этническими, или даже государственными границами. Однако, несмотря на масштабы, действует не менее безотказно, чем «стены, которые и дома помогают». На территории всего Итальянского государства кофе, или то, что называют «эспрессо» завариваться необычайно вкусно. Французы, приезжающие из своей любимой ими страны в Италию, по достоинству оценивают его. Они сразу отмечают, что кофе в Италии вкуснее. Стоит буквально пересечь границу из Италии во Францию и вкус кофе кардинально меняется. Кофе становится более нейтральным. Таким, как, скажем, оно бывает в Скандинавии. Тоже самое можно сказать о «prosciutto». Едва вы пересекаете границу Италии с Австрией, как магия земли перестаёт действовать и prosciutto crudo превращается в шпик, или просто сало, а prosciutto cooto немедленно превращается в ветчину. Очарование итальянского деликатеса перестаёт действовать. Откуда ветчина или кофе знают, где проходит государственная граница Италии? Тем более, что она в этих местах не раз передвигалась. Скажем, Ницца долгое время была итальянской. Но кофе, что самое интересное, отлично знает, что в итальянском Сан Ремо оно должно завариваться по-итальянски, а в ставшей французской 150 лет назад соседней Ницце ординарно, по-французски.

Некоторые сорта вин также прекрасно осведомлены, где их пьют – дома, и тогда они дадут ощущение свежести, необычайный аромат, или в ином регионе, и тогда они могут показаться на вкус какой-то бодягой или «бормотухой». Термин «магия земли» употребляется мною скорее в широком, региональном смысле.

Можно возразить, что нет постоянной константы этой некой магии земли, которая вызывает появления к жизни у разных народов одних и тех же культурных импульсов. Даже у одних и тех же народов может с течением времени поменяться характер. Так можно привести пример Скандинавии, явившийся в течении нескольких столетий раннего средневековья источником колоссальной военной угрозы Западной Европы. Сегодня скандинавские общества являют образец самых стабильных и спокойных обществ Европы. Но, во-первых, в тихом омуте много что может водиться. Так в XIX веке, накануне русско-чеченской войны генерал Кауфман, не зная историю народов Кавказа, а, доверяя только личным впечатлениям, был уверен, что чеченцы – самые безобидные пастухи на Северном Кавказе. Известно, что он ошибался. Неизвестно насколько ошибочно мнение о современной непассионарности народов Скандинавии. Во-вторых, есть много факторов, оказывающих самое сильное влияние на внешнее проявление характера этноса. Есть государство, которое либо будит энергию этноса, либо её гасит. Это зависит от многих нюансов. Есть религия, которая также оказывает самое сильное, но всегда разнонаправленное влияние на тот же самый характер.

Как только Харальд Прекрасноволосый завершил объединение всех норвежских земель в единое королевство, норвежская земля перестала рожать неукротимых викингов, так долго пугавших Европу своим неистовством. Даже сами норвежские короли стали очень часто прибегать к услугам тех норвежцев, которые уплыли от их государственного диктата в Исландию. Но там в 1000 году альтинг, собрание свободные исландцев, принял решение о принятии христианство. И то, что сделало государство в Норвегии, сделало христианство в Исландии – скоро викинги стали сказочно-ужасным воспоминанием Европы о прошлой и далёкой жизни. Можно ли утверждать, что характер скандинавов изменился? Безошибочно можно утверждать лишь то, что сегодня нам он кажется изменившимся. Даже если до конца существования белого света скандинавы так и не проявят свою, присущую их культуре неукротимость, нельзя утверждать, что её у них в данный момент и в будущем нет в потенции. Она может быть в потенции и может быть не реализована. В данном случае интереснее было бы поставить вопрос в ином ключе – а что, собственно говоря, разбудило столь печально известную бескомпромиссную активность скандинавов в VIII и IX вв.? Развитие каких социальных институтов создало форму для её существования? Какие метаморфозы религиозного и социально-мифологическкого сознания зажгли её? И тогда мы увидим, что поступательное развитие скандинавского общества не оставило никакой надежды на существование неистовым викингам. Родился скандинавский обыватель. Но, поскольку общество никогда не стоит на месте, поскольку идеи всегда пребывают в развитии, то и гарантии, что эпоха викингов миновала навсегда, нет и быть не может.

Для изучения истории и специфики региона здесь было бы более интересным провести исследование других, менее экстремальных сторон скандинавского характера. Интересно исследовать оптимальный тип организации общества, размер самовоспроизводящейся единицы общества (что это – семья, деревенская община, община родственников или соседская община, род целиком или что-то ещё), предпочтительный тип дистанции от одной единицы общества до другой – вот что хорошо бы знать о них. Достойны внимания исследования о роли личности, индивидуума в такой самовоспроизводящейся единице этноса. Надо также исследовать взаимоотношение мужчин и женщин в ней. Интересно выяснить рамки и структуру системы координат нравственных и социальных ценностей, модели предпочтительной судьбы индивида в обществе. Модель общения индивида с другим индивидом, или обществом, приоритетные нравственные или просто чувственно-воспринимаемые модели поведения и т.д. Есть ли общие черты у норвежцев, шведов, датчан, финнов и прочих саамов, населяющих Скандинавский полуостров? Были ли эти черты у них до переселения в данный регион? Остались ли после переселения в иные регионы, отличные от Скандинавии по специфике? Например — огромное количество датчан переселилось не только в Исландию, которая может восприниматься, как схожий с Норвегией регион, но и на Британские острова. Сохранили ли они скандинавскую специфику?

Конечно, на характер этносов должна действовать специфика региона и менять форму их реализации, но, согласно закону многообразия форм жизни, должны быть народы, чьи специфические качества были пронесены через многочисленные регионы и остались без изменений. Должны также быть и такие народы, которые оказывали большее, чем другие, воздействие на специфику заселяемых ими новых регионов. Все это надо также учитывать при проведении исследований по особенностям регионов.